Сказка про Неясыть. Часть I

Дорогие друзья, вот и снова пришло время сказок. Вернее, одной сказки, зато довольно длинной. Боюсь, в одном посте она просто не поместиться, поэтому буду выкладывать ее частями, в надежде, что вам не надоест регулярно отслеживать обновления моего блога. Картинки, которыми украшен пост, почерпнуты из бесконечных просторов интернета и принадлежат неизвестным мне авторам.
Итак, садитесь поудобней и слушайте...

Сказка про Неясыть

Моему другу Николаю О.,

который когда-то заставил меня

написать мою первую сказку. 

Спасибо, друг!

Давно это случилось. Когда еще ни родителей ваших, ни бабок и в помине не было. Стоял на этом самом месте лес дремучий. Все холмы укрывал, все курганы окутывал, все поля наши молодыми деревцами украшал. А на опушке его приютилась деревенька ни мала, ни велика, но богата и домами нарядна. По другую ее сторону тянулся наезженный торговый путь из столицы к окраинам и в чужие земли. Жители селения путников привечали, в еде и ночлеге никогда не отказывали, а гости не обижали хозяев ни звонкой монетой, ни новостями.

На самом дальнем краю деревни, где за забором уже начинались владения лесного хозяина, стояла, пожалуй, самая маленькая, но все же самая нарядная и чистенькая избушка. Хозяйничала в ней молодая девушка по имени Ясна. Первой красавицей и мастерицей слыла она во всей округе. Ни одного праздника не обходилось без ее танцев, ни один базар не мог пройти удачно без вытканных ею покрывал и вышитых причудливым узором рубах. И, несмотря на ее молодые года, хаживали к Ясне за советом и старые бабки и окрестная ребятня. Знали: если хворь какая приключилась, первым делом к ней идти надо, она бок о бок с лешим живет, всякую травинку-былинку по имени знает. А если не сама поможет, так каких-нибудь духов упросит подсобить доброму человеку. Одно с Ясной плохо: еще в раннем детстве потеряла она дар речи. То ли кто сглазил, то ли страх язык отнял, никто толком не знал. Поначалу немота очень тяготила девушку из-за невозможности завести подруг. Какой любительнице пощебетать на вечерках захочется иметь безголосую подругу: ни песен вместе попеть, ни тайну девичью выпытать. Одно совиное «угу». Но стоило Ясне выучиться всевозможным ремеслам, как нашлись ей друзья, которым мастерство милей пустопорожнего сорочьего треска. Со временем нашла она способ объясняться и с прочими людьми: с кем жестами, а с кем и письмом. Грамоте она выучилась прежде прочих искусств, за что местные мамаши ежечасно ставили ее в пример своим шумным нерадивым чадам, не желавшим аккуратно и прилежно выводить витиеватые буквицы. А как вошла Ясна в невестин возраст, так отбою от женихов не стало. Многие думали взять себе жену тихую, неболтливую, несварливую, домовитую да мастеровую, а заодно и девку немую вниманием осчастливить. Однако ж никому из парней, ни местным, ни пришлым, не удалось с ней сладить. Сколько ни сватались молодцы, всем от ворот поворот дала. Правда, тихо, без шума и насмешек (при желании Ясна умела их учинить и без слов) за что женихи были ей только благодарны, хоть и впредь предпочитали обходить девушку стороной. К тому времени родители ее померли, так что заставить девку отправиться под венец было некому, а ей самой это, видимо, было без надобности. А может и правда не глянулся никто пока.

Однажды под осень, когда на тракте самая торговля начинается, приблудился с попутным обозом в деревню странник. Молод, пригож, волосом черен, только вот от пыли дорожной, усталости да хворей совсем исхудал и лицом посерел. Обозные подобрали его где-то на полпути от стольного города. Бросать путника, нуждающегося в помощи, путевые законы не велят. Сегодня ты мимо пройдешь, завтра на твой зов никто не откликнется. Так и довезли его до ближайшего селения, на постоялый двор сгрузили, а уж оттуда снесли к Ясне в избу. Там болезному и покой, и уход будет. Странник не долго таким заботам сопротивлялся. Кто ж в его положении от помощи отказывается. А уж когда глянул на хозяйку, так и вовсе слова поперек не сказал. Белокожая, с пышной рыжей косой и большими глазами цвета свежего гречишного меда, девушка редко оставалась без внимания. Из-за невысокого роста и тонкого стана каждому хотелось предложить ей кров и защиту, ну или хотя бы объятия и заступничество, буде в них какая надобность. Но надобности так и не возникало, а плавная легкая походка и уверенные движения открывали опытному глазу в ней не столько знатную плясунью, сколько весьма неплохую охотницу. Так что желающих обеспечить Ясне защиту и покровительство против ее воли пока не находилось.

Новый знахаркин подопечный назвался Мареком и оказался куда более покладистым, чем большинство больных. Носа от пахучих травяных зелий не воротил, любое лекарство из Ясниных рук принимал с улыбкой и благодарностью. Такого терпеливого да веселого и лечить приятно. Девушкиными стараниями странник быстро пошел на поправку: ушла усталость, отступили застарелые хвори, вызванные сыростью и пылью сотен пройденных дорог, зажили сбитые в кровь ступни. Хмурые осенние вечера, ароматное печево и готовая слушать хозяйка располагали к дорожным байкам. Марек и сам не заметил, как вперемешку с диковинками, встретившимися в пути, выболтал Ясне и собственную немудреную историю. Рассказал, как остался один в разоренном кочевыми набегами хуторе, как сдуру отправился мстить степнякам да только сам в плен угодил. Рассказал ей и о побеге, о том, как устроил свою жизнь заново в большом городе, о юной красавице, клявшейся в верности будущему жениху и легко сбежавшей к другому. Рассказал о том, что продал дом со всем нажитым добром и решил отправиться по белу свету искать родную душу и новое пристанище. И такой это выходил грустный рассказ, что Ясна даже пару раз всплакнула, сочувственно погладила Марека по ладони. А тот и сам рад был поделиться накопившейся тоской, руку не отнял, обнял хозяюшку да за сострадание поблагодарил.

Вскоре Марек совсем оправился, встал на ноги, но уходить не спешил, решив переждать зиму в селении. Вроде бы, пригрелся душой к Ясниной ласке, стал по хозяйству помогать, на охоту ходить. Не понравилось ему, что такая хрупкая с виду девочка сама по лесам за зверем бегает, не женское это дело. А хозяюшке только того и надо. Глядит на гостя своего, не нарадуется, от одного взгляда румянцем заливается, улыбку смущенную прячет, а по вечерам под чудесные Марековы истории вышивает ему рубаху новую, чтоб было в чем по весне на люди выйти. И так хорошо Ясне делалось в эти минуты, что ни на одной, даже на самой дорогой, бумаге выразить нельзя. Точно кошке ласковой на коленях у любимого хозяина пригревшейся, еще немножко и вправду мурлыкать начнет. И ведь всякое за зиму случалось. Накатывала иногда на Марека тоска смертная, того и гляди пойдет и вниз головой с самого крутого холма бросится.  В такие дни Ясне было особенно жалко странника, и очень она сердилась на себя, что не может толком понять, чего ж ему не хватает, и на него, что живет по сей день своими страшными воспоминаниями и никак не хочет оглядеться вокруг, понять: все давно кончилось, есть у него теперь и дом, и родная – Яснина – душа, и достаток будет, если захотеть. Но потом тоска с Марека слетала, будто черное покрывало, и снова у Ясны на душе становилось радостно от его внимания да ласки.